|
Татьяна Полякова: «Все, что нужно писателю - талант и немного любопытства». Интервью с писательницей. Детективные истории предполагают некую загадку, которая разгадывается через определенный набор логических умозаключений. Когда детективы пишет бывший криминалист или сотрудник МВД – это понятно и объяснимо, откуда он может взять сюжеты и придумать ходы, коллизии какие-то. А откуда это берет филолог, человек, проведший 14 лет в окружении детей? Что произошло в 1997 году, когда вы стали писать? Знаете, это такое большое заблуждение, что детектив может написать только следователь прокуратуры или эксперт-криминалист. Я читала большое количество произведений бывших сотрудников органов. Они очень четко пытаются воспроизвести события и получаются такие совсем не художественные отчеты. Я считаю, что чем дальше ты находишься от этого в реальности, тем свободнее пускаешь фантазию в полет. Дело в фантазии, а не в том, кем человек работает. Я не думаю, что если бы я была милиционером, фантазия у меня была бы развита значительно лучше.
Была ли некая сверхцель, идея самореализации в литературе?
Да, была. Мне очень хотелось начать и закончить. До этого я много чего писала, это были такие бесконечные романы по 700 страниц. Стояла цель поставить конечную точку, и я была счастлива, когда с этим заданием справилась. Первый детектив был достаточно маленький, где-то 180 страниц.
И с первой книги вы стали известным писателем?
Да. Книжка вышла пробным тиражом, в мягкой обложке, но её заметили, она даже приз получила. Удивительно, но все произошло само собой.
Когда вы реально ощутили себя успешной писательницей, когда поняли, что сможете этим зарабатывать?
Я была так рада, что мою первую книгу напечатали, что вопрос об оплате сначала как-то даже не стоял. Когда мы заключили с издательством долгосрочный договор на 6 романов, тогда вопрос об оплате встал, но это были очень небольшие деньги. Они меня не просто устроили, но вызвали безумный восторг, потому что, даже если бы мне ни копейки не заплатили, я все равно была бы счастлива. На тот момент было так, а потом, постепенно, гонорары стали подрастать пропорционально успеху.
Не думали ли вы когда-нибудь о псевдониме – ярком, броском имени?
Вот я-то как раз не думала о псевдониме. Моя настоящая фамилия – Роганова. Но в издательстве отказались ставить её на обложку, дескать, она неудобная, непонятно, на какой слог ставить ударение. Мне предложили подумать над псевдонимом. Я озвучила свою девичью фамилию Петрова, все дружно посмеялись и в результате позвонили мне с вопросом, как я отношусь к фамилии Полякова. Меня она вполне устроила. Хорошая русская фамилия, мы с ней уже 15 лет вместе и я к ней так привыкла за это время, что иной раз бывает сложно переключиться. Особенно часто случаются заминки в местах, когда надо быстро назвать свою фамилию – в аэропорту, например.
Как считаете, имя автора играет ли какую-то роль в успехе произведения, если автор начинающий?
Если человек пишет об американской жизни, а фамилия у него Иванов, то, наверное, не стоит этого делать. В фэнтези неплох псевдоним со смыслом. А если говорить об обычной прозе и, в частности, детективе, то, думаю, фамилия роли совершенно не играет.
Насколько легко находятся сюжеты? СтоИт ли вообще перед вами проблема чистого листа?
Проблемы чистого листа не бывает, потому что я очень тщательно продумываю сюжет на подготовительном этапе. Сюжет рождается легко. Я прописываю все ходы и вижу всю историю изнутри, знаю всех героев, во что они одеты, как двигаются, как говорят. Садясь писать собственно роман, я уже знаю, с чего начать и что там дальше. Но бывает, что не идут слова. Сидишь – а картинки нет, нет понимания того, как это должно быть. В таких случаях я все равно работаю. Потому что ждать, пока придет вдохновение, можно очень долго – и не факт что успешно. Пусть лучше завтра я перепишу этот кусок заново, но работать буду обязательно – это уже вопрос внутренней дисциплины.
Был ли у вас некий учитель в писательстве в целом и в жанре авантюрного детектива? Вы как-то развивали своё мастерство или, попробовав однажды рассказать авантюрную историю, вы увидели, как это хорошо получается и продолжили то, что вам дано?
Конечно, чтобы долго работать в нашем жанре, нужно постоянно учиться. Что до учителей, то я всегда очень любила Хемингуэя. Есть у него такой очень маленький рассказ, страниц на пять, называется «Кошка под дождем». Там очень мало сказано, мало описаний. Мужчина и женщина стоят у окошка и видят кошку под дождем. А за всем этим – огромная драма: была любовь ещё вчера, а сегодня её нет. Душу рвущий рассказ, написан очень простыми, скупыми средствами. В свое время я была потрясена, как это сделано. Для меня это – эталон. Очень много я почерпнула у Хэма в диалогах. Через диалог может раскрываться и характер персонажа, и какая-то предыстория. У Хэма они, с одной стороны, лаконичные, а с другой очень информативные. Этому я училась. А движению, тому, как распределяется нагрузка на сюжет, я училась у американских классиков – Хэмет, Чандлер, ранний Чейз. Тех, кого впоследствии назовут авторами крутых детективов.
Вас задевают колкие замечания в адрес ваших произведений, манеры письма?
Замечания по существу очень ценны, это любой разумный автор вам скажет. Когда тебя просто похвалили и сказали – «все супер» – это, конечно, приятно, но не несет никакой информации. Другое дело – если конструктивно похвалили или отругали. Тут не так важна оценка – важно объяснение. Беспредметная критика мне неинтересна. Очень часто сталкиваюсь с критическими замечаниями в адрес всех детективщиков, а на поверку, как правило, оказывается, что такие люди просто не владеют предметом.
Есть ли для вас некий авторитет, чьё мнение вы цените, чьё мнение могло бы заставить вас переписать книгу, изменить финал или внести значительные коррективы в сюжет? Кто это? Бывали ли подобного рода вмешательства в ваши произведения?
Переписать книгу – нет. Если я вижу какое-то событие, то вижу его цельным, поменять что-то там невозможно. Проще плюнуть и создать другой мир. Но такого, если честно, не бывало. У меня бессменный редактор Ольга Рубис на протяжении всех этих 15 лет. Она профессионал, у неё очень хороший вкус и если она какое-то замечание делает, значит, к этому стоит прислушаться. Здесь у нас были моменты, когда приходилось что-то корректировать. Недавно у нас был спор по поводу концовки романа. Оля сказала, что она слишком пессимистична. Я сначала не согласилась, потом три дня подумала, посмотрела уже отстраненным взглядом и поняла, что она права. Добавила в конце немного прямой речи, поменяв акценты, отношение героев к ситуации. По сути ничего не поменялось, но поменялся посыл – да, сегодня все плохо, но завтра обязательно будет хорошо.
Какое участие ваши близкие принимают в вашей творческой жизни: являются ли они первыми читателями, критиками или они не читают ваши произведения?
Муж – большой любитель моих творений, он искренне верит, что я лучший детективщик на свете. Сноха моя – вообще ярко выраженный фанат. Она читает все мои книги и ещё собирает публикации обо мне. А сын прочел одну книжку, посвященную ему на 18 лет, и с той поры счастливо обходится без них. Мне это совершенно не обидно, потому что он в принципе детективы не читает. Я однажды просила его прочесть Дэна Брауна, он дотянул до 27 страницы и сказал – все, больше не могу. Он, конечно, интересуется моими достижениями в общем, но предпочтения у него другие. Это нормально.
Вы сами перечитываете вышедшие в издательстве книги на предмет сверки с оригиналом, посмотреть, не убралось ли что-то при редактуре, о чем вас не известили или останавливаетесь на допечатной подготовке?
Раньше такое бывало, сейчас нет. Если я по лености не смотрела конечный вариант текста, то потом, бывало, приходила в ужас, и мы уже в дополнительных тиражах все исправляли. Сейчас стараемся такого не допускать – я всегда смотрю редакторскую правку, да и редакторы ко мне привыкли. Есть какие-то вещи, которые им не нравятся. Например, повторы. Скажем, один герой спрашивает – как она себя чувствует? А второй отвечает – хреново она себя чувствует. Так вот редактор убирает этот повтор и оставляет только «хреново», а это уже совсем другая речевая характеристика. Так было раньше. Сейчас мы уже притерлись и таких проблем не возникает.
Прозу часто делят на мужскую и женскую – согласны ли вы с таким делением?
Деление достаточно условное, но определить автора-женщину я всегда смогу безошибочно. Женщина всегда больше внимания обращает на чувства, на внутренний мир героя. У неё ярче проявляется любовь к деталям, мягкость повествования. Но это не значит, что авторы неспособны заморочить вам голову. Могут и мужчины поразить сентиментальностью, и женщины – жесткостью. Но интуитивно определить половую принадлежность автора все равно можно, думаю.
А Вы сами пробовали имитировать мужскую прозу, вести повествование от мужского лица? Как вы относитесь к подобного рода авторскому перевоплощению?
Пробовала. В прошлом году вышла моя повесть «Новая жизнь не дается даром». Там как раз главный герой мужчина и всю ситуацию он видит со своей точки зрения. Прежде чем отправить текст в издательство, я давала его почитать знакомым мужчинам, чтобы выяснить, не ведет ли себя герой как-то по-бабьи. Мужчины дискомфорта не испытали – им все понравилось. В издательстве текст тоже одобрили. Можно считать, что в малой форме эксперимент удался, теперь я чувствую, что могу перейти и на большую форму.
К женским детективам относятся как к развлечению, литературе для отдыха, – а не хотелось бы вам написать что-то в жанре серьезной литературы, поучаствовать в каких-то академических конкурсах типа «Букера» или т.п.
Делать что-то, чтобы кому-то что-то доказать, я точно никогда не буду. Это имеет отношение к собственному самолюбию, но не к творчеству. Знаете, есть замечательное наблюдение – в 20 лет ты очень беспокоишься о том, что о тебе подумают, в 40 лет тебе наплевать, что о тебе подумают, а в 60 с удивлением обнаруживаешь, что никто и не собирался о тебе думать. Есть ли смысл кого-то в чем-то убеждать? Просто я люблю писать литературу для отдыха! Но если у меня созреет другая творческая задача, чего я не исключаю, то почему бы и нет…
Есть ли некие законы жанра современного, лёгкого, интересного и понятного всем детектива? Есть ли некие законы успеха?
Закон успеха только один – написать хорошую книжку, которая будет интересна многим. Просто написать книжку для человека образованного – дело несложное. Написать так, чтобы это было интересно кому-то кроме тебя, уже сложнее. Если говорить о жанре как таковом, то, при наличии таланта, разумеется, писать хорошие детективы можно научиться, освоив ряд правил и приемов. Ту же речевую характеристику героя, к примеру. Самое главное – если говорить о характере героя – то он обязательно должен претерпеть какие-то изменения с течением книги. Если герой у вас в конце остается таким же, каким был в начале, спрашивается – для чего вы рассказывали эту историю, если он ничего не вынес из своего опыта? Так что, секретам мастерства можно научиться самому. Талант и немного любопытства – вот все, что для этого нужно. Интервью подготовила Ирма Каплан, специально для SetBook Ссылка на ресурс http://www.setbook.ru/news/interview/704.html 13 апреля 2011 Вадим Панов: «Почти все московские места, описанные в моих книгах, как мистические, таковыми и являются». Интервью с писателем. Вадим Юрьевич, ваш путь в литературу довольно сложен. В школе вы пробовали писать фантастические истории. Потом – МАИ, диплом инженера. А почему вы не пошли учиться на филолога, не продолжили писательские опыты после школы?
Потому что не у каждого из нас получается сразу отыскать свою главную дорогу, ту самую, к которой лежит душа и путь по которой приносит подлинное удовлетворение. Да, мне еще в школе нравилось придумывать, сочинять, но не меньше, а может даже и больше, меня привлекали точные науки. И поэтому я выбрал радиоэлектронику – необычайно интересную науку, если откровенно.
Вы работали по специальности?
К сожалению, нет. Когда я заканчивал институт, а это был 1996 год, передо мной и моими однокашниками стояла иная проблема: не найти работу по специальности, а найти хоть какую-то работу.
Ваше техническое образование помогает вам писать, выдумывать фантастические миры?
Математика, физика, точные науки вообще – они дисциплинируют ум, обучают четко различать причину и следствие, выстраивать последовательность действий, быть логичным. Полагаю, все это мне здорово пригодилось в писательском деле. Любая хорошая история обязана быть четко продуманной, не грешить «роялями в кустах» и «богами из машины». Для этого необходимо обладать системным мышлением, которое очень хорошо прививали в нашей высшей школе.
Первый роман «Войны начинают неудачники» вы написали в 1999, но до 2001 года дорабатывали и редактировали. А как обстояли дела с другими книгами? Над ними также тщательно приходилось работать? Или после успешного дебюта всё пошло проще и легче?
«Войны начинают неудачники» были первым опытом, первым шагом в литературу, и я рад, что мне удалось его сделать. Потом, разумеется, стало проще. Не сразу, конечно, но стало. Ведь появился опыт, появилось понимание того, как нужно работать, появился, если хотите, стиль. И было бы странно, если бы легче не стало: ведь людям свойственно учиться.
Вы с 1983 года живете в Москве, и этот город частенько фигурирует в книгах как арена, на которой разворачиваются события романов, как, к примеру, в «Куколке последней надежды», «Королевском Кресте» и др. А когда и почему вы стали интересоваться мистической историей города? И много ли реально мистических мест Москвы и связанных с ними историй в ваших книгах?
Открою небольшой секрет: почти все московские места, описанные в моих книгах, как мистические, таковыми и являются. Просто не каждый замечает нюансы, детальки и деталюшки, тончайшие, скрытые тенью обыденности знаки, позволяющие понять, что именно этот перекресток может привести тебя на другую сторону, а этот дом лучше обойти стороной… Москва – огромный город, которому очень много лет. Здесь веками накапливались тайны и загадки, здесь сокрыто множество секретов, и нужно лишь остановиться, вырваться из ритма мегаполиса и посмотреть на свой город другими глазами.
Как бы вы могли объяснить популярность фантастических историй о параллельных мирах в черте мегаполиса, в Москве?
Мы живем в эпоху информации: книги, газеты, журналы, радио, телевизор, интернет… Информация для работы, информация для развлечения. Мы переполнены ею, но при этом понимаем, что не так уж много знаем об окружающем нас мире. Не хотим верить, что наше время – это будни, что вокруг есть место неожиданному и чудесному. И мы ищем его.
Что способно сгенерировать у вас идею для новой книги? Какие-то передачи, журналы, истории, исторические документы?
Абсолютно непредсказуемо. Все, что вы перечислили, а еще стихи, строчка из песни, случайный разговор, увиденный образ или «домысленный» образ – все, что угодно. Идея вызревает внутри, а затем появляется нечто, ставшее спусковым крючком, и она выходит.
Почему прогнозы будущего цивилизации апокалиптичны? Почему в фантастической литературе и кино так много пессимизма и катастрофичности. Неужели совсем нет надежды на «светлое будущее»? Или это просто коммерчески выгодно, и апокалипсис нынче более востребован, чем сказки со счастливым концом?
Вы не совсем правы: до недавнего времени утопии и антиутопии создавались приблизительно в равных количествах, а потом… А потом появилось то ощущение, которое я постарался передать в «Анклавах» – мир в тупике. Нас становится все больше и больше, а Земля, как ни смешно, не резиновая. Мы не знаем, куда идем, а наука пичкает нас новыми гаджетами и обещаниями квантового компьютера, наверное, для того, чтобы быстрее посчитать, сколько нам осталось. Рывок XIX-XX веков поднял нас на огромную высоту, но мы остановились и никак не можем разогнаться вновь. И потому кажется, что впереди ничего хорошего не будет.
Вы говорили, что в начале писательской деятельности семья вас поддерживала и сегодня – ваш главный и самый строгий критик. А есть ли среди профессионалов, писателей, критиков кто-то, к чьему мнению вы прислушиваетесь?
Может показаться странным, но я прислушиваюсь к любому прозвучавшему мнению, потому что прислушиваться – еще не значит следовать. Любая конструктивная критика, любое аргументированное мнение заставляет меня задуматься, оглядеть его с разных сторон, поразмыслить. Никто ведь не идеален, все допускают ошибки, и всегда интересно узнать, как смотрится твое творчество со стороны. А вот соглашаюсь ли я с услышанным и следую ли советам – вопрос тонкий, тут все зависит от ситуации. Интервью подготовила Ирма Каплан, специально для SetBook Ссылка на ресурс: http://www.setbook.ru/news/2011/06/828.html 1 июня 2011 Глеб Гусаков: «Мощная научная фантастика – признак великой державы!»
Ярослав Веров – коллективный псевдоним донецких фантастов Глеба Владимировича Гусакова и Александра Вячеславовича Христова. Соавторы родились в 1966 году в Донецке. Глеб Гусаков закончил Донецкий политехнический институт и аспирантуру Донецкого физико-технического института, где сейчас работает в должности ведущего инженера. Александр Христов получил образование физика-теоретика в Донецком государственном университете, кандидат физико-математических наук. В настоящее время – младший научный сотрудник в ДонФТИ. Глеб, что произошло в 1995 году, когда вы – инженер и ваш друг – физик вдруг пришли к фантастической литературе? Вы увлекались ей с детства? Помните ли первую книгу, которая сделала вас поклонником этого жанра? Во-первых, я тоже в итоге физик. Во-вторых, конечно, не вдруг. В детстве я увлекался не только фантастикой, но и приключенческой (Майн Рид, Буссенар) и даже исторической, в адаптированных вариантах, литературой. Помню, моей настольной книгой одно время была иллюстрированная история Отечественной войны 1812го года для детей – с подробными картами сражений и пр. Но фантастикой – тоже. И первую книгу помню отчётливо: «Незнайка на Луне» Носова. Потом был Жюль Верн, ещё позже – Ефремов. Потом – советская «Библиотека современной фантастики». До Стругацких добрался уже в зрелом возрасте. И хоть я учился в школе с углублённым изучением математики, учитель литературы, читая мои сочинения, предрекал мне писательское будущее. А я только хихикал. Хотя иногда пописывал в тетрадку – то стишок, то рассказец, то пародию. Трое безбашенных молодых учёных, хорошо осознавших, что время науки ушло вместе с Советским Союзом, обладающие писательскими амбициями, выросшие на хорошей переводной фантастике, недовольные мутным валом переводной фантастики 90-х и тем, что пишут соотечественники, решили показать городу и миру, что такое настоящая фантастика. Они взяли себе псевдоним Три Графомана. Казалось, очень архитипично: «Три Мушкетёра», «Три Богатыря», «Три Товарища», наконец. Но издатели такого юмора не оценили. После набивания ряда шишек решено было сменить псевдоним на «человеческий». Долго думали, остановились на таком. По ряду причин. Не возникает ли у тех, кто входит в творческий коллектив под маркой «Ярослав Веров» протеста: вас видят чаще, чем других, вы даёте интервью и ассоциируетесь у читателя с именем больше, чем другие авторы. Почему именно вас выбрали «говорящей головой» тандема писателей-фантастов? Почему решили троих авторов называть одним именем? Все-таки велик риск, что рано или поздно это заденет чье-то самолюбие? Или нет? Таки задело, потому что довольно быстро нас осталось двое – я и Александр Христов. В этом составе Веров пребывает уже десять лет. У нас есть чёткое понимание командной работы. Я человек коммуникабельный и публичный, мне и карты в руки: «пробивать» и пиарить. Александр – интроверт и домосед. Плоды славы он пожинает в виде вышедших книг. При этом стратегические решения по продвижению бренда мы принимаем вместе, а я воплощаю их в жизнь. На ваш взгляд, научная фантастика – перспективный жанр? Я стоял и буду стоять на тезисе: мощная НФ – признак великой державы. Вот англосаксонская НФ – перспективный жанр, вернее – направление. У них. За бугром. Кстати, у нас её переводят, и всё ещё есть читательская аудитория, которой хорошая НФ нужна. Но наши авторы НФ почти не пишут. Это признак превращения России, не говоря уже о других осколках русского мира, в страны третьеразрядные. Отсюда моя программа НФ-возрождения: на механизме слабой обратной связи хоть как-то подтолкнуть социум вперёд. Идеализм, конечно… Как работаете вы? У вас есть генератор идей или новый роман затевается коллективно? Вообще сложно ли работать в коллективном авторстве? Каждый пишет определенный кусок или главы пишутся по очереди? Как это происходит? Как правило, возникает какая-либо проблема, которая нас в данный момент интересует, о которой мы говорим, обсуждаем. Потом кого-то простреливает сюжетообразующая идея: о! вот на этом можно вытянуть роман. Или повесть, или рассказ. Опытный автор уже видит, из чего получится роман, а из чего – повесть. Потом начинается долгий и мучительный процесс, который мы называем «найти фишку». Это трудно объяснить. Пожалуй, фишка – то, что оптимизирует соотношение личного интереса к будущему тексту и потенциального интереса читателя. Может ли реальность стать источником фантастических сюжетов? Только она и становится, родимая. Например, новости науки, их мало кто знает. И даже источником фантастических допущений – в том смысле, что мы прибегаем к ним, когда обычными литературными средствами заявленная проблематика (вполне реалистичная!) не решается. А философский трактат вроде «Суммы технологии» писать как-то не хочется. В аннотации к «Операции "Вирус"» написано, что историю с таким названием когда-то собирались написать братья Стругацкие, какова история названия этого романа? Вы называете свое творение именем нереализованной задумки других авторов, есть ли в этом некий PR-ход? «Операция «Вирус»» – повесть, а не роман. Роман задумывали как раз АБС, и должен был он называться «Белый Ферзь или «Операция «Вирус»». Поскольку мы пользовались сохранившимися черновиками, набросками, записями, перепиской братьев, а также придерживались намеченного ими плана, то назвать произведение по-иному было нельзя. Тем более, сам Борис Натанович дал в своё время карт-бланш на написание такого произведения. Готовую повесть мы отправили ему, он её одобрил и разрешил публиковать. Так что – никакого пиара. Инженер-физик это не совсем инженер. Это научный работник, так и не защитивший диссертации. Аспирантуру я закончить успел, далее помешали весёлые девяностые. Как ваши близкие восприняли ваш переход из ученых в писатели? Сначала, конечно, снисходительно: как некую блажь. Чем бы дитя не тешилось… Теперь, конечно, иначе, но всё равно – не верят, что живут рядом с гением. В одном из интервью вы говорили, что являетесь редактором издательства «Сталкер». Как отбираете произведения, каковы ваши критерии успешного фантастического рассказа? Это было давно. Сейчас я ведущий редактор издательства «Снежный Ком М». Как отбираю – рассказывать долго, скажу только, что графоманы и тупая «развлекуха» у нас не проходит. Только фантастика высокого уровня. Интервью подготовила Ирма Каплан, специально для SetBook
ссылка на интервью http://www.setbook.ru/news/2011/04/745.html |
|
|
|
© irmakaplan |